Альфрид Лэнгле в специальном интервью ответил на вопросы слушателей, возникшие после публичной лекции Экзистенциальные вопросы и персональные ответы нашему времени: экзистенциально-аналитические ресурсы во времена карантина.
С первой частью можно ознакомиться здесь.
Со второй частью - здесь.
Публикуем третью часть интервью:
- Как быть при сильной болезни
- О любви к себе
- О горевании
- О прощении
- О том, почему мы делаем близким больно
- О том, как прийти к внутренней свободе
Интервью взяла Ирина Рязанова, тренер программы очно-дистанционного обучения экзистенциальному анализу.
Вопрос 1. Как быть при сильной болезни
Добрый день, уважаемый Альфрид. Мы очень рады, что Вы согласились дать нам еще одно интервью, третье интервью за период короновируса. Это так хорошо – услышать Ваши ответы на наши вопросы. Большое спасибо.
Спасибо за сбор вопросов и организацию этих интервью. Спасибо, Ирина.
Мы начинаем. Первый вопрос касается очень острой ситуации по поводу болезни. Вопрос: Что я должна сказать самой себе, когда я стою на самом краю? Когда случилось то, чего я боялась? Когда я уже больна короновирусом и есть пневмония? И когда в моей душе так много страха – как мне поддержать себя и верить в благополучный исход?
Это, безусловно, очень острая ситуация и, возможно, предсмертный опыт, если я уже заражен, и у меня пневмония, а пневмония это очень тяжелое заболевание. Все виды пневмонии могут быть смертельными. Пневмония это тяжелая болезнь. И когда я страдаю от такой тяжелой болезни, я могу быть оглушен, у меня может быть совсем немного энергии, я могу быть не способен долго думать, а иметь силы только на то, чтобы просто дышать и выдерживать боль. Асфиксия и нехватка кислорода в легких делает меня оглушенным и находящимся в полубессознательном состоянии. Это происходит в очень критической стадии. В таком случае я не очень уверен, думает ли человек о преодолении. Психически может присутствовать какой-то страх, но на его проработку может не хватать сил.
Но я убежден, что вплоть до самого последнего момента своей жизни – даже за час до смерти – в нас есть крошечный внутренний огонёк, где мы можем говорить с собой. Где мы можем чувствовать, что я – с собой, что я могу говорить с самим собой. Я могу чувствовать и принять свои чувства, сказав самому себе какие-то добрые слова, какие-то слова утешения, произнести слова надежды. Слова о том, что все будет хорошо: «Как бы то ни было, это закончится». «Все будет хорошо, даже если я умру». Даже если у жизни больше нет силы, чтобы справиться с этим критическим моментом, когда мое тело в таком серьезном кризисе. Когда никто не знает, есть ли у моего тела и психики энергия, иммунная сопротивляемость, чтобы оказаться сильнее вируса, такое может случиться, и это может случиться с каждым. Поэтому мы должны постараться принять это и начать говорить себе добрые слова во внутреннем диалоге, говоря примерно такие вещи: «Хорошо, я сделал в своей жизни, что мог. Я заразился вирусом. Возможно, я совершил ошибку, это конечно могло случиться. Может быть, я был недостаточно осторожным. Но это может произойти, даже когда ты осторожен».
А затем распространение вируса может принять такое трагическое течение, что у меня разовьется пневмония, и я окажусь при смерти. А приближение смерти требует присутствия. Это, возможно, потребует присутствия других людей, моих любимых и близких. Но несомненно это потребует моего внутреннего присутствия – того, что я с собой, я иду с собой. Я не даю себе отделиться от себя даже в предельно опасной ситуации моей жизни. Благодаря этим простым, обращенным вовнутрь фразам, которые я говорю самому себе, я проживаю свою верность самому себе, свои отношения с самим собой; мою любовь к себе, мою любовь к жизни, мое уважение и признание ценности моего бытия-Person. Они сходны с теми, которые говорила мне моя любящая мама, а также отец, возможно, говорил мне, когда я был ребенком. Любящие слова людей, которые меня любили, я могу обнадеживающе сказать самому себе. Тогда я могу быть спокойным, тихим и умиротворенным и сказать: «Это произойдет хорошим образом. И как бы это ни пошло, это встроено в порядок моей жизни. Это – то, какова жизнь со мной. Жизнь это дар, я получил ее, у меня нет на нее прав. Я заботился о ней, и сейчас не могу сделать большего, я всего лишь должен отдаться развитию, потоку жизни. Но моей задачей является быть близким себе. Не бросать самого себя. Не впадать в отчаяние, потому что это – тоже жизнь. Это то, как жизнь подает себя мне».
Это настолько важно! У нас есть такая открытая принципиально феноменологическая установка к своей жизни: выдерживать и принимать жизнь по мере ее проявления, такой как она есть, какой она показывается. И оставаться собой перед лицом моей жизни. Не становиться чужаком самому себе. По-настоящему быть тем, кто я есть. Возможно, даже больше становиться тем, кто я есть, принимая это, широко открытыми глазами видя, что происходит.
И если я собираюсь умереть, то я смотрю на свою смерть – в глаза моей смерти – и говорю: «Да, это была моя жизнь. Я благодарен за то, что имел. Я старался прожить ее со всей моей любовью до последнего вздоха».
Если ситуация не настолько опасная, и у меня достаточно сил, чтобы думать, тогда мой страх может быть сильнее. Потому что я чувствую, что опасность очень высока. И тогда я могу легко впасть в отчаяние. Тогда нам снова нужен внутренний диалог. Мы должны заняться самим собой и спросить: «Почему это так страшно для меня? Что я могу потерять?» Конечно, речь идет о моей жизни. Но что является наиболее ценным (максимально конкретно), что я могу утратить? Может быть, это отношения с любимым человеком или с моими детьми. Они, возможно, еще слишком маленькие, чтобы жить одни. И я чувствую, что я им нужен. Или все эти путешествия, которые я хотел бы совершить; или книги, которые хотел прочесть. Это все те действия, которые я хотел бы осуществить, потому что я любил жизнь; а сейчас я в критической ситуации, и она может ухудшиться. И это также требует меня.
- Это такая ситуация, в которой я должен конфронтировать со своим страхом. Быть чистосердечным и спросить себя конкретно: «Если случится самое плохое, почему это будет так трудно для меня? Понимаю ли я себя? Могу ли я сделать что-нибудь прямо сейчас, чтобы предотвратить это худшее? Может быть, я должен поговорить с моими детьми или я должен попросить прощения у кого-то? Или исправить поведение? Либо выразить последнюю волю или что-то в этом роде?»
Подготовиться, быть активным и встретиться с пропастями экзистенции. Это пропасти, и они имеют место быть. Когнитивно мы все это знаем. Но в такой ситуации мы должны подойти к ним и прочувствовать их, пережить их. Мы затронуты, у нас возникают чувства, а чувства намного сильнее в их воздействии на нашу жизнь, чем размышления.
Все мы знаем на протяжении многих лет, что можем умереть и очень серьезно заболеть. Но сейчас, когда я как раз серьезно заболел, когда я стою на краю пропасти, давайте бросим взгляд назад: Какой была моя жизнь? Что в ней было хорошо? Что было не очень хорошо? Есть ли у меня шанс исправить что-нибудь? Есть ли у меня возможность погоревать о чем-либо? Если у меня возможность раскаяться в чем-то? Освободить мою душу, свое внутреннее Я. Больше стать самим собой перед лицом пропасти. - А затем я должен посмотреть на пропасть и конфронтировать себя с тем, что, вероятно, может произойти. «Как и почему это будет для меня настолько трудно? Что я вижу как наиболее болезненное в том, что я чувствую в своем страхе? И почему я не могу взять это, принять это, дать ему быть таким, как есть?»
Я не могу жить наперекор своей жизни, я не могу жить наперекор реальности. Если я попытаюсь, то проиграю. Реальность, бытие и жизнь больше, сильнее и намного мощнее, чем я. Быть человеком означает встретиться с этим и дать свои ответы – мои ответы в том, что я могу сделать: мои ответы в попытке понять и мой ответ в том, чтобы давать вещам идти своим чередом, если я не могу их изменить. А прежде всего – давать быть самому себе и все больше становиться собой.
И ключевым, точкой доступа для этого, является внутренний диалог, мое бытие с самим собой. Мое принятие самого себя, мое принятие своей жизни – моего бытия-самим-собой, как ребенка, которого я беру к себе на руки и забочусь о нем. Я забочусь об этом огоньке жизни, чтобы ветер его не задул. Но я не могу сделать большего. И это – жизнь.
Может быть, у меня неправильные представления о том, что такое жизнь? Они могут быть подкорректированы. Это может быть исправлено только когда я на краю пропасти, когда я приобретаю более реалистичные, а не просто исходящие из пожеланий представления, идеи и картину жизни.
Это то, что я могу сделать, когда еще остаюсь сильным и наполненным страхом, инфицированный и больной: встретиться со своей реальностью, с моими возможностями в своей реальности и посредством внутреннего диалога подвести себя к занятию позиции по отношению к ней. Спасибо!
Спасибо большое. Очень необходимые и важные слова в этой ситуации. Спасибо, Альфрид. Спасибо.
Вопрос 2. О любви к себе
Второй вопрос – про любовь к себе. Что такое любовь к себе и как ей научиться?
Любовь к себе. Мы все понимаем этот термин, хотя он в некоторой степени подлежит критике, потому что термин «любовь» на самом деле означает любовь к другому. Любовь – это связь с другим. В персонологии и философии существует дискуссия о том, можем ли мы действительно говорить о любви к себе, или это – что-то вроде взаимоотношений с собой, или принятие себя, или хорошая оценка себя, и т.д. В психологии термин «любовь к себе» применяется часто, особенно теми психологами, которые не особенно вовлечены в философию, а также для того, чтобы прояснить что-то нашим клиентам и пациентам, потому что все знают про важность любви, все люди хотят быть любимыми. И мы время от времени переживаем опыт того, что я должен обходиться с собой, я нахожусь в отношениях с самим собой - с моим телом, с моими чувствами, с моими установками, с моей идеологией, и верой, и опытом, и биографией, и историей, и будущим, и т.д.
То есть, мы можем применять – и с точки зрения психологии это правильно - любовь к себе также как принимающие, открытые, теплые и близкие взаимоотношения с собой.
Итак, сделав это вводное замечание, мы получили некоторое описание того, что мы имеем в виду, говоря про любовь к себе: нахождение в хороших, теплых, чувствующих, позитивных, заботливых, ценящих, близких отношениях к самому себе. Это отношение к моему телу: я ухаживаю за своим телом, пекусь о своем здоровье, забочусь о хорошем питании и достаточной продолжительности сна, а также о занятиях спортом и движении. Это и забота о моей психике: я забочусь о своих импульсах и потребностях, я учитываю их и понимаю, что они полезны для хорошей жизни, и защищенной жизни, я высоко ценю вклад, который исходит из моей психики, нужд и потребностей, живу с ними и принимаю их всерьёз. И это забота о себе, как личности. Я уважаю то, что составляет мой ощущаемый внутренний смысл, мои инстинктивные чувства, говорящие мне, что то, что я чувствую, - это что-то резонирующее, правильное, гармонизирующее, когда я чувствую важное для себя, для своей жизни, и я принимаю это всерьез, и я стараюсь жить в соответствии с этим. Это все означает любовь к себе. И мой взгляд устремлен в будущее, я вижу, что могу стать созидающим и продуктивным для хорошего будущего. Тогда моя жизнь имеет значение, потому что я чувствую, что я хорош для чего-то, когда я следую этим измерениям своей экзистенции, и проживаю их, и претворяю их в жизнь – в этом случае я практикую любовь к себе. Тогда я живу с внутренним согласием, и это – самый верный путь к тому, чтобы практиковать любовь к себе.
Внутреннее согласие – это сочетание всех четырех измерений экзистенции моего тела и принятия мной моей реальности. И дать вещам быть, и начинать улучшать их, изменять их к лучшему, видеть жизнь с ее ценностями и чувствами, и принимать их, и проживать их, и видеть в них потенциал, - со всеми их ограничениями. Ведь тело имеет ограничения, и все имеет ограничения, но во всем есть глубинная ценность. И третье измерение – это быть с самим собой, с тем, что важно для меня, с тем, что я чувствую как правильное и важное и отзывающееся во мне - так что я не предаю себя, а следую за тем, что вижу как важное для себя, и вижу, в чем я мог бы быть плодотворным и конструктивным и вносить свой вклад. Это дает любовь к себе.
Я могу научиться этому, глядя на это и принимая очень серьезно. Ощущаю ли я внутреннее «да» тому, что я делаю? И если я не чувствую внутреннее «да», если у меня нет хорошего резонанса, если у меня нет чувства «это полностью соответствует, согласуется со мной - согласуется со мной и ситуацией, если у меня нет этого чувства - тогда остановиться, осмотреться, проверить, удостовериться, и посмотреть, что нужно изменить, что я должен делать по-другому. Должен ли я вообще быть здесь в этой ситуации, должен ли я продолжать это – то, что я делаю? Делаю ли правильным образом? В правильном ли я месте? В правильном ли я контексте вообще? И это – четвертое измерение. Соответствует ли это мне? Ощущаю ли я, что то, что я делаю, правильно, что я делаю это ответственно, что я вовлечен, заинтересован? Это соответствует третьему измерению. Ощущаю ли я ценность этого, чувствую ли я ценность, которая притягивает меня, делает это таким важным для меня – это соответствует второму измерению. И затем – первое измерение: чувствую ли я, что могу сделать это, чувствую ли я, что у меня есть сила, энергия? Или я иду слишком далеко – я имею в виду слишком далеко от себя?
И все это объединяется, конвертируется в итоговую главную деятельность, направленную на то, чтобы проверить, ощущаю ли я внутреннее согласие, внутреннее «да». Должно быть ощущение «да» по отношению к тому, что я делаю. И это можно тренировать. Иногда у нас этого больше, иногда меньше. Иногда мы в большей степени находимся под влиянием нашего разума, иногда мы подавляем это, иногда мы недостаточно чувствительны для того, чтобы проверить это. Но это дает нам понимание того, что это – главный ключ для исполненной экзистенции: я чувствителен и открыт к этому чувству «да».
А если я не чувствую это внутреннее «да», это внутреннее «я могу сделать это, мне нравится делать это, это ценно, я чувствую ценность, было бы жаль, если бы я не делал это, если я чувствую, что это соответствует мне, что это правильно и это позволено, и я могу делать это, потому что это так правильно и важно, и соответствует ситуации и мне самому", - и тогда сила, которую я чувствую, говорит: я должен делать это, потому что если я делаю это, есть надежда, что из этого получится что-то хорошее. Тогда у меня есть большая надежда, что это трансформируется в большую ценность, больший контекст, когда у меня есть это внутреннее чувство «да».
Тогда я проживаю свою любовь к себе. Тогда я могу сфокусироваться на этом, потому что любящие взаимоотношения управляются близостью к самому себе за счет близких взаимоотношений, которые порождают хорошее чувство.
Итак, любовь к себе – центральный фокус во взгляде на вопрос «чувствую ли я себя? Могу ли я принять то, что я чувствую? Могу ли я быть близким себе и вести себя таким образом?» И я хочу быть близким себе.
Когда я делаю что-то нехорошее, когда делаю себя виноватым, когда делаю то, из-за чего не могу гордиться собой, тогда я не счастлив от себя самого. Тогда я отдаляюсь от себя. Это не любящее поведение. В таком случае я не люблю себя. Я, может, выполняю какую-то работу, приносящую много денег, или удовлетворяю свои влечения, занимаясь сексом, или ругаюсь с кем-то, реагирую, защищаюсь и т.д., - это все может произойти, но это не будет выражением любви к себе.
Любовь к себе означает: я веду себя таким образом, что я хочу быть с собой, что я могу быть близким самому себе. Что я вижу себя и могу ценить себя и сказать: «Да, это – то, что я есть и чем хотел бы быть». И это потрясающе. И это потрясающее есть в каждом из нас, но не каждый день и не в каждой ситуации мы можем жить в соответствии с этим потрясающим. Но мы можем тренироваться и учиться этому, и увеличивать нашу любовь к себе. И, делая это, мы можем делать вклад для тех, кто нас окружает – с кем мы работаем, с кем живем. Тогда любовь к себе приводит к любви других людей и ведет к хорошему резонансу с ними. Так с любовью к себе и с этим экзистенциальным понимании любви к себе, мы не эгоистичны, но возвышаемся за пределы самих себя, выходя за свои границы в сторону другого. Мы получаем возможность быть с другим, видеть другого, входить в резонанс с другим. И этот внутренний резонанс с другим позволяет обрести чувства к другому, и быть с другим, быть ближе, разговаривать, пытаться понять, помочь другому... Это - любовь к другому.
Итак, без любви к другому мы никогда не можем жить хорошо с точки зрения любви к себе. Без любви к себе самому – любви в таком понимании, как я это объяснил – мы не можем прийти к настоящей любви к другому. Обе эти вещи пересекаются и неразрывно связаны друг с другом. Это - в конечном счете созидательный круг бытия: любовь. В любви мы созидательны, и мы чувствуем почву для бытия с собой и бытия с тобой. Спасибо!
Спасибо за эту философию хорошей жизни!
Вопрос 3. О горевании
Следующий вопрос – о сопровождении процесса горевания, печали. Существуют ли какие-либо признаки или внутренние ориентиры для консультанта, которые говорили бы ему о том, что поддержка с его стороны происходит правильно?
На что нужно обратить внимание в аспекте чувств консультанта, чтобы избежать ложного утешения клиента и при этом сохранить устойчивость для реального процесса горевания?
И еще один вопрос – как консультант может завершить сессию? Есть ли особенности в таких сессиях с точки зрения времени?
Горевание – это персональный процесс. Это очень глубокая активность человека, крайне интимный процесс. Процесс горевания человек осуществляет сам.
Мы в роли консультанта или терапевта можем помочь человеку тем, что будем сопровождать его в этом процессе, потому что иногда прохождение через процесс горевания может быть слишком болезненным, слишком тяжелым и требовать слишком много усилий от человека, чтобы это возможно было делать, оставаясь наедине с собой. И если есть кто-то рядом, с кем может поговорить клиент, с тем, от кого клиент может получить поддержку в виде эмпатии, - то появляется возможность его чувствам размягчиться, это может дать возможность проявиться слезам. Такое становится возможным, когда в горевании человека сопровождает близкий ему человек.
Процесс горевания иногда начинается с принятия шока в связи с потерей. Печаль – это всегда персональная интеграция потери определенной ценности: хороших отношений или желанной работы, которую я не получаю, или потеря работы в связи с увольнением, или это когда у меня ломается машина, и ее ремонт может стоить так много денег, или которую я так люблю. И даже маленькие вещи могут привести к печали, например, когда я вижу, что разбил 2 или 3 яйца, и это может привести меня к гореванию.
Особенно когда человек близок к ценностям, которые его окружают, или когда человек хочет быть точным и совершенным, и с ним при этом что-то случается, то это также может привести человека к печали, которую другие люди могут не понять. Речь идет об опыте потери чего-то, что субъективно ощущается как ценное, и интеграция этого ведет к печали. Если нет интеграции (включения этого чувства потери), в этом случае возникают копинговые реакции, такие как избегание, активизм, агрессия или рефлекс мнимой смерти. Однако, если мы действительно хотим усвоить, переработать утрату, включить ее в нашу жизнь, нам нужна печаль. Печаль – это не недуг, это процесс исцеления ран нашей души, ран связанных с ампутацией (удалением) ценности или ценностей.
Процесс всегда начинается с шока, и человек в этот момент «заморожен», это схоже с копинговой реакцией оцепенения (рефлекс мнимой смерти). В этой реакции, в момент шока человека, мы как консультанты не можем делать много. Достаточно находиться рядом с человеком, оставаться с ним в молчании – все это считается нормальным при сопровождении человека в состоянии шока. Когда мы с ним, мы можем дать стакан воды, держать человека за руку, очень внимательно, с хорошим чувством эмпатии, не делать слишком много – здесь содержится большая опасность в сопровождении человека в период шока.
Мы здесь можем спросить человека, тяжело ли это для него, насколько сильна боль, таким образом, давая возможность восстанавливать ресурсы его личности, которые понадобятся для последующей активной интеграции потери.
Процесс переработки печали после фазы шока включает в себя поворот к потере, приближение к тому, что утрачено - для того, чтобы принять чувства, рассмотреть чувства, которые я испытываю в связи с потерей, почувствовать эту боль бытия таким слабым, незащищенным, с мыслью «как эта жизнь может продолжаться». Представим потерю партнера, ребенка, матери или отца, такие тяжелые потери, которые потрясают нашу жизнь, и нет веры, что когда-нибудь жизнь станет снова хорошей. Поэтому нужен процесс печали, который тестирует, проверяет, обеспечивает соприкосновение с жизнью: «какая она теперь, после этой утраты». Таким образом, мы разворачиваемся и смотрим на то, как я чувствую сейчас эту жизнь, что я чувствую, что это делает со мной, мы соотносимся с внутренним резонансом, с движением, с силой жизни, которая движется внутри меня.
Вместе этим приходит чувство, что моя жизнь все еще там, моя жизнь продолжается, - и тут у нас есть очень глубокая человеческая форма выражения, появляются слезы. Слезы – это признак того, что моя жизнь активна, она есть, и моя жизнь говорит мне: «Ты, бедный, ты так много потерял, но я все еще тут, с тобой, я внутри тебя, я в движении, во мне есть сила, я не оставляю тебя, я иду с тобой». И так жизнь начинается возобновляться, маленькие цветочки распускаются, восстанавливаются силы, - поэтому это большая ценность, большое облегчение, когда люди могут плакать.
В сопровождении человека в процессе печали, мы даем время, даем возможность плакать, мы не перебиваем, не останавливаем; мы проявляем эмпатию, идем рядом – в этом случае мы на правильном пути с клиентом. Очень большой ошибкой было бы сказать: «Ну все не так плохо, ты знаешь, ведь у тебя есть еще ребенок, или другая грудь (если речь идет об онкологической операции)». Когда человеку тяжело, - никаких когнитивных интервенций быть не должно. Все время полностью отдается в чистом виде - эмоциональности.
Очень важно дать пространство эмоциональности, потому что в ней содержится возрождение жизни, нужно дать время для этого, резонировать с клиентом извне – вот что помогает клиенту. Можно сказать: «Да, ты действительно бедный, это так тяжело, так ужасно, я чувствую это с тобой». «Что можно здесь сказать, это так грустно, так ужасно, так больно» - так помочь, чтобы вышли слезы. Некоторые люди должны очень много плакать снова и снова. Может так случиться, что после слез, они перестают плакать, и 20 минут спустя снова начинают плакать; этот перерыв нужен, чтобы восстановить силы для того, чтобы плакать – это ведь тоже усилие. Плач может перейти в конвульсии, может быть стать судорожным, - это дает выход, затухает и снова возвращается. Это возможно, это разные формы плача.
Но для консультанта очень важно выдерживать это, нести это, быть персонально открытым, разрешить себе быть затронутым слезами клиента, идти с клиентом, быть в эмпатии и чувствовать, как должен чувствовать себя клиент, или как он, возможно, себя чувствует.
Далее мы начинаем немного больше говорить, сможем заговорить о том, какой может быть жизнь дальше, как человек сможет продолжить ее, тестировать эти вопросы сейчас. Это пересекающиеся активности, это не центральная часть, и еще одна из них - это экзистенциальный вопрос: «Способен ли я жить, продолжить жизнь и прийти к хорошей жизни»? Это большой экзистенциальный вопрос, который должен быть проработан во время процесса сопровождения печали. «Способен ли я? Есть ли у меня достаточно сил, возможностей, навыков, ресурсов, для продолжения жизни после моей утраты?», «Могу ли я жить с онкологическим заболеванием? Есть ли у меня ресурсы? Есть у меня представления, как я смогу жить, если мне придется жить в постели, и я не смогу больше встать? Могу ли я жить такую жизнь?»
- Способность быть. В экзистенциальном анализе мы прибегаем к первому измерению экзистенции «Могу ли я быть с этим». Далее мы обращаемся ко второму измерению экзистенции с вопросом «Какой будет моя жизнь? Это все еще хорошая жизнь? Или это ужасная жизнь, которую я не хочу проживать? Могу ли я представить себе, что может быть ценным в данных условиях?» - об этом мы говорим с клиентом и спрашиваем его, может ли быть ценность в новой ситуации, что вы можете увидеть? Может ли что-то быть, когда ты вырастешь, может ли это стать хорошей жизнью, да, другой жизнь, потому что всего, к чему ты привык, что было таким поддерживающим, теперь нет больше, но есть ли другие ресурсы, другие возможности? (возможно, если это рак, то не будет возможности играть в теннис, ведь это ты так любишь делать, но, возможно, ты начнешь слушать музыку, читать книги, больше общаться с внуком, может есть другие возможности в твоей жизни?).
Здесь мы должны быть креативными, изобретательными, смотреть вокруг, увидеть, и задавать вопросы. Какие могут быть связанные с моей жизнью ценности, какие есть возможности?
Порой это самая долгая работа, потому что люди не достаточно плакали, или в самом начале они не хотят изменений, они не хотят отдавать то, что они потеряли. Они удерживают, не отпускают, поэтому они не готовы смотреть на другие возможности, они хотят удержать прежнее, могут стать упрямыми и даже агрессивными – это всегда происходит по-разному, у разных людей, в разных ситуациях. Но на этой фазе, такой важной, в самом центре процесса печали, мы работаем настолько долго, сколько потребуется, чтобы человек обнаружил больше ценностей. Безусловно, эти ценности есть, но вопрос, готов ли человек жить этими ценностями, взять их?
Как только человек обнаруживает ценности, мы переходим к третьему измерению экзистенции – к решению человека, готов ли он принять эти ценности, жить с этими новыми ценностями, жить новой жизнью, принять жизнь в изменившихся обстоятельствах? Это совсем не просто. Люди сначала могут не чувствовать силу или интерес, поэтому им нужно сопровождение. Мы можем быть рядом и смотреть: «Можете ли вы дать согласие, внутреннее согласие на сегодня? Согласны ли вы, например, совершать более длинные прогулки? Можете ли вы быть? Можете ли дать согласие этой форме жизни»?
Это очень важный шаг. Многие консультанты и терапевты не принимают это во внимание. Недостаточно увидеть новые ценности и возможности. Необходимо решение «Готов ли я жить мою жизнь»?
Так мы следуем в этом направлении, продвигаемся с клиентом, говорим с ним, проявляем эмпатию, и при этом не делаем предложений, не даем советов. Мы можем предложить идею, но мы не даем советов. Мы можем предложить, например так: «Было бы очень хорошо, если бы вы делали более продолжительные прогулки, выходили бы из дома, возможно, с сестрой, братом, другом» - то есть это могут быть не большие практические рекомендации сделать что-то, попробовать что-то, с чем клиент в принципе согласен сам и видит для себя полезным, - в этом случае мы лишь делаем небольшой толчок к этому, чтобы клиент действительно попробовал то, с чем он сам уже согласен.
Ложная надежда, - если дать простой ответ, - ужасна для человека в процессе горевания, потому что тогда мы дезориентируем человека и уводим его от следования реальной жизни. Если сказать пациенту, больному раком: «Ничего, ты увидишь, что с современным лечением, ты сможешь вылечить болезнь и стать здоровым, только подожди, год или полгода». Это формирование ложной надежды, и это означает, что я, как консультант, не могу выдержать и нести процесс с клиентом, это слишком для меня. Это значит, что я облегчаю ситуацию с клиентом путем внесения неправды, и клиент точно чувствует эту неправдивость, которая ведет не туда, напротив, она увеличивает боль. Клиенту нужна правда.
И мы можем сказать: «Я уверен, что может быть хорошо в том смысле, что возможно вы сможете жить с этой болезнью, вы сможете жить, потеряв вашего партнера». Я уверен, когда я вижу способность и ресурсы клиента, когда я вижу, что клиент достаточно силен для этого. Если я не вижу этой силы, я таже так не могу сказать ему даже таких вселяющих надежду слов.
Итак, очень важныэмпатия с клиентом, честность. Мы не даем никаких советов, не вносим предложений к действию, но лишь смотрим с клиентом на его или ее жизнь; мы можем давать свой отклик, что мы тоже видим такие возможности, и уточнять у клиента, действительно ли это так для него, также ли он это видит – так мы сопровождаем клиента в его процессе горевания. Клиент сам определяет процесс, шаги в нем. Процесс горевания может занимать много времени. Например, процесс горевания, связанный с утратой ребенка, может длиться не менее года или двух. Или он даже может не закончиться, потому что это чрезмерно, это так не естественно, что это может оказаться очень трудно преодолеть. Но возможно достичь частичной интеграции, приблизиться к утрате, это возможно. Таким образом, это клиент определяет, когда процесс горевания завершился, а когда он требует больше времени.
Спасибо за внимание.
Спасибо большое, Альфрид. И еще был один небольшой вопрос, который касается времени сессии. Мы видим, что процесс горевания, это процесс, который не так просто организовать с точки зрения времени сессии. Вы говорили о фазах, о том, что человеку нужно много времени для этого. И тогда вопрос – как консультант может остановить сессию или, наоборот, дать больше времени?
Мы проводим сессии длительностью 1 час или 1,5 часа. Максимальная длительность – 2 часа. Потому что необходимы перерывы, ведь речь идет о больших усилиях. Мы можем спросить клиента: «Хорошо, можем ли мы завершить сегодня на этом и продолжить через 2- 3 дня?», так чтобы не было большого перерыва.
Я понял вопрос о времени с точки зрения всего процесса горевания. Но если говорить о продолжительности сессий, то в начале работы следует дать больше времени, чем 1 час. Но когда мы находимся на стадии поиска ресурсов, часовая сессия – это уже вполне достаточно.
Спасибо большое, Альфрид. Было очень полезно".
Вопрос 4. О прощении
Четвертый вопрос о прощении. Что такое прощение? Что значит прощать? Как прийти к прощению?
Прощение – это вопрос, который возникает, когда кто-то сделал мне больно, повредил меня, уничтожил что-то ценное, что принадлежит мне. Разбил мою машину, повредил что-то, что я очень любил, и затем мы чувствуем: «Я не могу простить этого человека, то, что он (или она) сделал». В сущности, «Я не могу простить» значит «Ты сделал что-то очень плохое по отношению ко мне, и это делает мою жизнь сложнее, снижает мою самооценку, отбирает мои способности, возможности, возможное развитие, и затем я чувствую себя очень плохо. Причина, по которой я себя плохо чувствую – в тебе. Ты сделал мне больно, ты ущемил меня, ты нанёс мне душевную рану в сложной жизненной ситуации. Мой партнёр, который оставляет меня одного и уходит или который неверен мне, я не могу простить моего партнёра. Как он (или она) мог сделать такое?» Итак, вопрос прощения, как мы можем видеть из этого короткого вступления, это реальная экзистенциальная ситуация, когда с нами случается что-то серьёзное, и мы не можем просто продолжить нашу жизнь. Почему? Потому что у меня есть чувство, что ты у меня в долгу, ты мне что-то должен, ты обязан что-то мне вернуть, восстановить, отдать мне что-то. Ты забрал что-то у меня, и теперь ты должен возместить ущерб. Ты должен мне некоторую сумму денег или хотя бы какие-то извинения, мне нужно что-то от тебя. Это, с экзистенциальной и феноменологической точки зрения, главная проблема ситуации, где возникает вопрос: «Могу ли я простить или нет?»
И пока я не могу простить, я остаюсь скреплён с другим человеком. Я не могу отпустить его, словно существует цепь, которая соединяет меня с другим человеком, и я думаю о нём со злостью. Я думаю, что этот человек мне всё ещё должен, думаю о том, какой вред он мне причинил. И это немного похоже на яд, который я ощущаю в себе каждый день. Это не чувство, это даже может не быть сознательным, это может быть в подсознании годами, десятилетиями, что я не могу простить мою мать или моего отца за то, что они мне сделали в той или иной ситуации, как они относились ко мне. И это нехорошее чувство. Это чувство, которое постоянно создаёт небольшой стресс и продолжающийся урон, наносимый мне. Это не здоровая ситуация, когда у меня есть опыт того, что другие люди причиняли мне вред, и я каким-то образом не могу это отпустить, каким-то образом я продолжаю причинять этот вред себе, и это нервирует меня. Я чувствую, что я не могу тебя отпустить, потому что мне нужно восстановление. Мне нужна плата за то, что ты мне задолжал. У меня есть право получить что-то от тебя. Ты отдашь мне деньги за ремонт или отдашь долг каким-то другим способом. Если ты был мне неверен, это очень сложно, что ты можешь мне вернуть? Ты не можешь вернуть верность, которую я давал тебе. Это сложно простить. Вы знаете, прощение (прощаете ли вы что-то или нет) - это ощущение плохого мучительного чувства потери, повреждения, боли в сочетании с наличием права забрать у человека что-то и с решением с моей стороны: до тех пор, пока я не получу то, что он мне должен, я не прощу его, я решаю, что я не пытаюсь его простить и остаюсь в этой позиции.
Но прощение – это решение, в конечном итоге. Но в основании этого решения находится переживание утраченной ценности, которую я чувствую, и если я не могу её отпустить (если у меня есть чувство, что я бы поступил несправедливо по отношению к тебе и ко мне, просто позволив тебе сделать такое со мной и не потребовав возмещения ущерба, если это было бы неправильно), то у меня есть глубокое чувство, что я не хочу решать (прощать тебя), потому что это было бы неправильно, и у меня есть право, и ты должен заплатить за это или даже страдать, потому что ты заставляешь меня так сильно страдать. Когда я не прощаю, я склонен к отмщению за себя: я заставлю тебя страдать, чтобы ты чувствовал, что ты сделал во мне (какие чувства ты во мне вызвал), чтобы я не был один и чтобы была некоторая справедливость, что ты страдаешь так же, как и я, и ты даже должен больше страдать, потому что ты виновен. В этом смысл вендетты, мести. Это копинговая реакция. Это делает ситуацию проще, но не решает её. Чтобы решить ситуацию, нужна персональная процедура – прощение. Прощение – это решение, прощение – это то, чего я хочу, но, как мы говорили ранее, я иногда не могу просто простить. В христианской вере, нас призывают прощать, и в каждой службе нас побуждают и нам напоминают, что нам следует прощать, но мы не можем просто сказать: «Хорошо, я прощаю». Это не когнитивный процесс, это решение, но это решение должно основываться на соответствующих чувствах (которые способствуют принятию решения), и они должны быть определены.
Что мы можем сделать? В чём практика прощения?
Первое – посмотреть на конкретное количество вреда, который был мне причинён. Иногда у нас есть искажённое восприятие, и мы думаем, что это был чрезмерный, очень высокий урон, и, если мы посмотрим ближе, мы видим, что он был не таким уж и большим. Это было несправедливо, неприемлемо, конечно, вы были во внутренней ярости или что-то подобное, но иногда урон не так велик, как мы чувствовали вначале. Поэтому, будьте когнитивны, будьте реалистичны, смотрите на то, что на самом деле являлось вредом, как много денег было потеряно, как это повлияло на карьеру и на будущее, каковы были реальные последствия того, что случилось, чтобы иметь реалистичный взгляд на произошедшее.
Второе – затем, мы должны с помощью чувств понять, чем является то, что мне должны заплатить, чем является то, что мне должны. Что является долгом, который мне должны вернуть. Нужно пойти к этому человеку и сказать: «Вот, что я хочу, что мне нужно, чтобы компенсировать то, что ты мне причинил». И если этот человек мёртв или не понимает или слишком стар или не согласен или проявляет защитную реакцию и мы не можем «достучаться» до этого человека, мы можем попробовать использовать помощь других, например, суда, пойти в суд в некоторых ситуациях, или, если человек слишком стар или уже умер, хорошо просто сформулировать, в чём вы нуждались, и затем подумать о том, как бы я мог получить это от другого человека или как я мог бы дать это себе, мог бы я быть с тем, что я не могу себе это вернуть, если мне не вернут долги, мог бы я всё же жить с этим. И возможно, я могу, потому что я вижу, что эти долги никогда не могут быть возвращены, их нельзя вернуть, и возможно стоит «стереть» долг. Я отпускаю его и говорю, что мне лучше вернуть свою свободу, чем противостоять тому, что иллюзорно и что нельзя получить. Я не хочу жить с иллюзией. Рассуждая реалистично, уже невозможно это получить, и если я способен продолжить свою жизнь и жить свою жизнь, лучше освободить себя от этой цепи, которая до сих пор закрепляет меня в выжидающем положении, что я получу что-то от этого человека. Но если человек способен отплатить и он всё ещё жив, я должен бороться, чтобы получить то, что я чувствую, я заслужил, мне нужно это, чтобы восстановить справедливость, потому что прощение – это тема третьей фундаментальной мотивации – приобрести справедливость, чтобы быть способным быть собой, чтобы жить тем, что для меня важно. Если человек, допустим, просто словами приносит извинения или просит прощения, то тогда я знаю, что он видит вред, который он (или она) мне причинил, и это может утешить меня и дать мне немного спокойствия, и затем я говорю себе, что такое может случиться с каждым, но сейчас этот человек сожалеет о том, что он (или она) сделал, и это сожаление помогает этому человеку не повторить того, что он сделал. Это может являться чем-то вроде духовной расплаты, и я могу сказать, что я вижу, что это даёт мне умиротворение, мне больше от тебя не нужно. Я говорю, что я прощаю тебя, и это значит, что с этого момента я не жду возврата долгов, мне от тебя больше ничего не нужно, этого достаточно, цепь разорвана. Я даю тебе свободу, ты можешь идти туда, куда хочешь, ты свободен и я свободен. Я могу простить даже людей, которые уже мертвы или которые не присутствуют рядом. Мне даже не нужно присутствие другого человека, я могу простить внутри себя, потому что я могу пройти внутрь этого процесса и могу осознать, что мне на самом деле не особо нужно что-то от тебя. Я могу отпустить тебя, и это прощение – сказать: «Хорошо, я отпускаю тебя, мне от тебя ничего не нужно, и я даже не хочу тебя больше видеть, не хочу с тобой контактировать и поддерживать отношения». Прощение просто значит «Я отказываюсь от своего права получить назад что-то от тебя».
Итак, мы настолько свободны, что мы можем прощать без контакта с другим человеком, потому что это персональный акт.
Это, конечно же, часто делает прощение легче, если мы понимаем это. Но свобода прощать всегда на моей стороне, но также нам нужно разграничивать, прощение – не одно и то же, что и примирение. В примирении мы идём дальше. Примирение означает, что я готов жить вместе, выстраивать отношения, хотеть быть ближе, обмениваться, иметь диалог, встречи. После этого я примирён. Примирение – это гораздо большее, но прощение – это уже очень многое, потому что оно отдаёт мне мою свободу и делает меня независимым. Я теряю эту цепь, которая соединяет меня с тем, кто причинил мне вред, нанёс урон, создал боль. Итак, различие и разграничение иногда помогает нашим клиентам простить, когда у них нет в голове цели примирения, чтобы они могли сказать: «Я прощаю тебя, я даже не хочу с тобой разговаривать, я даже не хочу больше тебя видеть, но я прощаю тебя, мне от тебя ничего не нужно, даже не нужно тебя видеть». Это может помочь и принести мир в наши души. Спасибо.
Спасибо большое за эти освобождающие слова.
Вопрос 5. О том, почему мы делаем близким больно
Следующий вопрос такой: почему люди приносят столько боли и страданий другим – даже близким и любящим? Может ли смысл жизни быть найден в счастье и гармонии или это нереалистичная утопия?
Это – мечта: иметь жизнь, состоящую в счастье и гармонии. Одни люди больше располагают ими, другие – меньше. И в каждой жизни бывают периоды, когда у нас их больше, и периоды, когда их меньше. Жизнь это не спланированное по расписанию развлечение с приятными переживаниями, которое делает нас более-менее счастливыми и оживленными. Жизнь это то, что нам действительно трудно по-настоящему понять. Это существование здесь, в мире, где присутствуют враждебные существа: на уровне вирусов и на бактериальном уровне, на уровне животных, насекомые, люди, сообщества. В этом мире так много других живых существ, которые экспансивно распространяются и борются за свои территории, которые хотят получить преимущества от моей жизни. Это жестокая, брутальная сторона жизни.
И это также есть и в нас. У нас всех есть естественная склонность защищать себя и бороться с другими, отстаивая самих себя. У нас есть потребности, стремления и желания, и мы можем стать жестокими и агрессивными, чтобы исполнить желания и достичь удовлетворения потребностей. Как у людей, у нас могут быть убеждения, что представители еврейского народа преступны, и мы должны их изолировать. Мы можем иметь такие ужасные установки, которые разделялись сотнями тысяч, даже миллионами людей. Огромное количество даже не давало им никакого права. Но среди человеческих существ может случиться истерия такой высокой степени. И поэтому человеческие существа могут причинять вред другим людям. Как сказал Софокл: «В нашем мире много жестокости, но нет никого более жестокого, чем человек». И иногда эта фраза 2 500 летней давности приходит мне на ум, когда я вижу, что мы делаем друг с другом.
Иногда мы причиняем друг другу вред, и даже не осознаем этого. Мы не делаем этого намеренно. Мы просто говорим что-то, или отбираем что-то, о чем мы думаем, что это нормально для других. Но это не так. То есть сознательно или бессознательно мы реально наносим ущерб другим людям. Безусловно, мы не только вредим другим людям. Но эта сторона жизни, приходящая из природы, проявляется также и в нашей природе, в нашей людской способности решать. Мы можем причинять вред людям умышленно и насильственно, когда мы хотим что-то сделать; когда мы думаем, что мы вправе отомстить за себя. Тогда мы причиняем вред другим людям, применяя насилие, делая это наполовину неуправляемо. И это также – человеческое бытие. И мы все должны считаться с этим. Нет ни одного человека, который не был бы ранен другим человеком. Даже те, кого мы любим, причиняют нам вред. И это не означает, что мы перестаем любить их. Мы можем поговорить об этом, мы можем простить, мы можем примириться. Мы можем печалиться. Есть процессы, с помощью которых мы можем очистить и исцелить наши раны.
Итак, человеческое бытие обладает потенциалом причинять вред, но также оно способно исцелять ранения у самого себя и помогать лечить раны у другого. Поэтому мы можем также делать друг другу добро. И, конечно, для консультантов и психотерапевтов это - обеспечить профессиональную помощь, предназначенную для исцеления ран.
Огромное спасибо, это очень человеческие вопросы.
Вопрос 6. О том, как прийти к внутренней свободе
Последний вопрос этого интервью задал Ефим. Виктор Франкл, Ролло Мэй и другие выдающиеся люди благодаря своим исключительным способностям явили пример преодоления серьезнейших жизненных вызовов и пришли к внутренней свободе. Но не каждый способен последовать их примеру. Как обычным людям создать условия для внутренней свободы, что для этого необходимо сделать?
Внутренняя свобода — это нечто, что нам дано благодаря нашему бытию Person и способности нашего Я принимать решения. Ваш вопрос начинается со сравнения с выдающимися людьми, такими как Франкл, Маслоу и другими, которые нашли смысл в своей жизни. Но они считали, что каждый может найти смысл в своей жизни. Для этого не нужно быть профессором психологии. Главный способ получить доступ к смыслу, с точки зрения Франкла, — это увидеть то, что есть, и превратить это в вопрос для самого себя.
Например, вы слушаете это интервью, и смысл заключается в том, какой персональный отклик у меня вызывает этот диалог, о чем он говорит мне как Person, чего он хочет от меня. Чувствую ли я, что должен взять то или иное из ответов интервью и попытаться жить с этим, прожить это, применить это? Содержится ли в том, что я слышу, какой-то вопрос для меня? Этот вопрос возникает из моей внутренней свободы.
То, что я должен делать, — это быть открытым, давать пространство, обращаться к тому, что происходит во мне, и иметь мужество, чтобы относиться к этому всерьез. Тогда я проживаю свободу наилучшим образом.
Начало внутренней свободы — дать чему-то себя затронуть и слушать, какой во мне рождается отклик и что поднимается во мне как ответ, что начинает заговаривать со мной. Это то, как мы определяем Person в экзистенциальном анализе: это то, что заговаривает со мной, это то, что резонирует со мной. Если вы принимаете это всерьез, тогда внутренняя свобода становится реальностью. Я тем самым беру в руки свою свободу и взаимодействую с ней, я вношу ее в этот мир. А затем мне нужно перед лицом самого себя сделать то, что я обнаружил как важное, ценное, необходимое, хорошее, перспективное для чего-то в будущем. Тогда я служу жизни, я действительно становлюсь субъектом, я проживаю свою жизнь персонально, и я проживаю свои персональные ценности. И тогда я живу осмысленно.
Я смотрю на то, что есть сейчас, в этот час, где я есть, и спрашиваю себя: что это значит для меня? Что сейчас нужно? Что предложено мне как возможный зародыш чего-то хорошего? Я вижу, как светит солнце, и это может вызвать во мне отклик. И я скажу: «Как это красиво!» Я уделю этому несколько минут и просто выйду на улицу на минутку, на десять минут или полчаса и посижу там или прогуляюсь, либо почитать газету. И тогда я реализую это как ценность, переживаемую ценность; ценность, которую я ощущаю как ту, которая дает мне что-то. И когда это резонирует во мне, и я принимаю это всерьез, я проживаю внутреннюю свободу.
Это относится ко всем людям. Мы должны сузить горизонт и не думать о великих людях как о тех, которые писали об этом книги, читали лекции и делали презентации перед многотысячной аудиторией. Они поступали ровно так же. Я бывал с Франклом и видел, как он иногда прерывал работу, чтобы полюбоваться закатом. Он жил в другие времена и говорил об этом так: «Это мой долг – посвятить эти две минуты тому, чтобы полюбоваться закатом и впитать егокрасоту, его ценность. Эта красота питает мою душу, мое сердце. Это дает мне энергию и дарит радость бытия. И если я не обращаю на это внимания, я не живу ответственно». Ответственность – это не только выполнение каких-то задач. Тем, кто был склонен излишне погружаться в работу, Франкл говорил: «Любоваться закатом для вас – это тоже важная задача».
Это очень правильно! Он жил, готовя пищу на простой воде, как делаем мы все. Все великие люди готовят пищу на простой воде. У них такие же условия. Франкл также переживал периоды потери смысла —тогда, когда он был в концлагере. Он описал это в своей книге «Человек в поисках смысла». Франкл – такой же человек, как и все мы.
Так что если вы чувствуете в себе склонность сравнивать себя с великими людьми, попробуйте мыслить об этом проще. Эти люди тоже ели, пили и ходили в туалет. И наполняли свою душу радостью от созерцания заката или цветка. И спросите себя: о чем меня спрашивает моя сегодняшняя ситуация?
Отличие большинства людей от великих может быть только в том, что последних приглашали выступать на конференциях. Но жизнь также приглашала их варить суп, колоть дрова для печки, сажать растения в саду, разговаривать с соседями, заботиться о ребенке. Это вопросы, которые задает нам жизнь.
Если слышу вопрос, который задает мне жизнь, каждый час – ведь каждый час можно прожить или создать что-то хорошее, – и если я смотрю на то, что есть, и что-то вызывает во мне отклик, трогает меня, привлекает меня, я ощущаю это как необходимое или важное и делаю свой персональный выбор, тогда я осознаю свою внутреннюю свободу и реализую ее в своей внешней жизни. Я вношу ее в мир. И это лучшее, что мы можем сделать.
Спасибо за этот вопрос!