Альфрид Лэнгле в специальном интервью ответил на вопросы слушателей, возникшие после публичной лекции Экзистенциальные вопросы и персональные ответы нашему времени: экзистенциально-аналитические ресурсы во времена карантина.
Интервью взяла Ирина Рязанова, тренер программы очно-дистанционного обучения экзистенциальному анализу. Публикуем вторую часть интервью. С первой частью можно ознакомиться здесь.
Вопрос 1. О влиянии технологий на формирование воли
Добрый день, дорогой Альфрид!
Мы рады продолжить интервью с Вами, и я задам Вам наш первый вопрос от Аркадия.
Сегодня, в современном мире мы наблюдаем ситуацию, когда сильно развиваются технологии, которые позволяют имплантировать чипы в мозг человека и дистанционно их контролировать, управлять ими. Возможно ли, что такие технологии могут влиять на формирование воли человека и на реализацию человека как личности.
Вы имеете в виду, что технологии могут влиять на волю человека?
Чипы, которыми можно управлять извне, могут способствовать формированию воли, развитию личности. Это вопрос – возможно ли это? Этот вопрос появился в продолжение Вашего первого интервью, когда Вы говорили о внутренней свободе. И Аркадий хотел бы знать, могут ли технологии менять ситуацию, может ли кто-то из внешнего мира, используя чипы, влиять на формирование воли?
Да, важно понимать, куда имплантирован чип. Вопрос недостаточно мне понятен. Если чип имплантирован в мозг, в этом случае, конечно, есть возможность влиять извне на мозг. Это было исследовано, проводились опыты и были сделаны выводы, что при помощи электромагнитных волн мы можем стимулировать определенные центры мозга – это может быть реализованы и при помощи чипов. На сегодня мне известно, что есть чипы, позволяющие в большей степени влиять на центры, отвечающие за удовольствие или влиять на зоны, провоцирующие эпилептические удары, но пока не было речи о возможности влияния на волю. Я допускаю, что в будущем возможно появление технологии, которую можно будет использовать при лечении зависимостей, возможно речь идет о будущем через 50 или 100 лет. В настоящее время у меня нет информации, что такое возможно. Однако, существуют чипы, которые, например, влияют и меняют ритм сердца. Такие чипы есть, и они являются первыми технологическими инструментами в направлении, о котором мы говорим, но это пока не влияние уровня воли человека. Однако, теоретически возможно, что именно эти технологии будут развиты до создания устройств, влияющих на волю.
Альфрид, спасибо большое за ответ. Вы сказали, что это возможно, в будущем. Спасибо.
Вопрос 2. О помощи в обретении смысла и надежды
Как научиться видеть и понимать контекст страдания другого человека, чтобы помочь ему преодолеть отчаяние и беспомощность и обрести смысл? Альфрид, каков ваш любимый инструмент или метод, который вы используете для этой цели, и — если он существует — можете ли вы его изложить в виде одного тезиса?
"Вы хотите слишком многого… В вашем вопросе речь идет о переживании отчаяния. Для помощи клиенту, столкнувшемуся с отчаянием, не существует специфического метода. Однако есть одно замечательное средство — открытый диалог человека с человеком. Спросите его: на что он надеялся? Почему отчаивается? Какие у него трудности? Почему так больно? С какими ограничениями он столкнулся? Что утратил? Что делает его уязвимым? И просто принимайте этого человека, будьте с ним, будьте рядом и старайтесь понять его и быть чутким к нему.
Не стремитесь немедленно помочь ему. Просто дайте быть тому, что происходит с этим человеком, поскольку этот человек страдает от отчаяния не потому, что он глупый, — у него, вероятно, есть для этого его собственные причины, и мы хотим понять, почему человек так сильно страдает от отчаяния. Бывает даже, что ситуация и мне самому видится безнадежной. Мы не можем заставить жизнь всегда давать нам надежду. Бывают ситуации в отношениях, когда партнер скорее всего уйдет, и было бы нереалистично надеяться на его возвращение. Это правда, это видно со стороны, в этом нет сомнений. Или партнер умер. Нет надежды на то, что он вернется. Если такова реальность, не нужно искать надежду. Но нужно увидеть эту реальность и попытаться с ней жить. Укреплять человека в обхождении с новой реальностью.
Конфронтацией с реальностью будет укрепление человека. Правда дает нам силы. Мы можем жить в ситуациях, о которых мы думали, что они невыносимы и убьют нас. За безнадежностью скрывается страх — «я больше не могу быть, если моя жизнь такова». Или: «тогда это больше не жизнь». И здесь скрывается последний «кусочек», последняя часть отчаяния, в которой мы должны конфронтировать с тревогой: что еще возможно и могу ли я еще что-то сделать? И если я не могу быть, то я могу умереть. Смерть — это также освобождение от жизни, в которой больше нет надежды. И это будет хорошо для меня — умереть. Рано или поздно я в любом случае умру. Почему бы не умереть правильно?
Но, конечно, часто безнадежность является следствием ложных взглядов, ошибочного восприятия, слишком высоких требований и так далее. В этих случаях мы смотрим на то, что еще не исключено. Надежда означает, что нечто еще может произойти, поскольку это не исключено, это еще не конец. Когда мы видим, что у человека еще имеются какие-то реалистичные возможности. Например, я могу надеяться на выздоровление от болезни после операции. Или что после удаления опухоли не будет метастазов. Потому что это не исключено. Это реалистичные надежды. И они важны, так как в надежде мы стараемся сохранять ценность того, что находится в опасности. Мы не отказываемся от отношений с ценностью, мы вступаемся за то, что является важным для нас. И это укрепляет нас, дает нам силы, энергию, делает нас более стойкими. Надежда — это сила, которая делает нас стойкими.
Когда люди в отчаянии, слушайте их, стремитесь их понять, сопереживайте, отделяйте реалистичные надежды от ложных, конфронтируйте с ложными надеждами, пока не дойдете до темы тревоги (вплоть до возможной смерти), и следуйте за реалистичными надеждами. Фокусируйтесь на ценностях, на возможностях, которые все еще могут принести в жизнь что-то хорошее.
Благодаря этой работе мы можем помочь многим людям выйти из состояния отчаяния. Потому что они видят: они могут быть в этом мире, могут доверять реальности, у них есть их подлинные ценности, с которыми они ощущают связь, и случившееся с ними — это еще не конец. Жить, надеясь — это сердцевина бытия человека".
Вопрос 3. Об изоляции в критическом окружении
Следующий вопрос от Нины. Как и куда можно сопровождать клиента, когда он находится в ситуации жизненного тупика? Это – не кризисная ситуация, потому что выход существует, но его цена слишком высока и болезненна. Например, когда несколько поколений в семье вынуждены жить вместе в период карантина на одной территории, и взрослые дети не могут ни гармонизировать отношения с родителями без конфликта, ни уйти. В чем человек может ресурсы в таком случае?
Когда мы вынуждены жить в замкнутом пространстве вместе с людьми, с которыми невозможно избежать конфликтов, с кем мы испытываем напряжение, которых мы переживаем как врагов и несущих угрозу, как людей, невыносимых для нас – и мы вынуждены жить с ними, мы можем только делать нечто базовое, относящееся к первой фундаментальной мотивации: искать защиты и пространства. И это означает, что я иду в угол комнаты, прикрываю глаза и остаюсь с самим собой. Я избегаю контакта, насколько это возможно. Я могу только снизить это напряжение. Может быть, мы можем начать разговаривать об этом. Но в состоянии напряжения очень трудно прийти к плодотворному разговору. Правда, иногда кое-что можно сделать. Но все-таки в самую первую очередь я должен сохранить мою незащищенную жизнь. И это означает отстраняться, отстраняться и отстраняться – насколько это возможно. Минимум контакта. Это означает, в таком случае, реальное дистанцирование в общении, даже в небольшом пространстве. Может быть есть возможность выйти прогуляться, выйти наружу, пойти в другую комнату, пойти в лес… Может быть. Иногда бывают возможности, не всегда. И мы делаем то, что люди обычно инстинктивно делают, чтобы защититься. Например, ищем кресло, свою кровать – чтобы там я мог быть в мире с самим собой. Может, я могу поговорить по телефону или через интернет с какими-нибудь друзьями вовне, чтобы не слишком быть в изоляции. Но разговор с собой также является преодолением изоляции. Я реально не одинок, и я могу говорить с собой. Читая книги, я могу расширить этот внутренний разговор на беседу с авторами. И тогда я нахожусь в диалоге с автором этой книги и слежу за тем, что в ней происходит. Или с музыкой, либо с природой. Так я могу быть в медитативном контакте с глубиной бытия – благодаря природе, через медитацию, или прийти к переживанию высшей ценности в искусстве или природе. Если реально нет никого, с кем бы я мог быть. Таким образом, опасность состоит в том, чтобы оказаться изолированным и быть обиженным и раненым другими, будучи изолированным. И тогда – потерять контакт с самим собой. Это настоящий ад. В таком случае люди могут даже стать суицидальными.
Но до тех пор, пока я остаюсь в хорошем контакте с собой; и до тех пор, пока я даю себе обещание, что я не дам разделить себя и разлучить меня с собой – я не дам себе быть отделенным от самого себя – до этих пор у меня даже может быть хорошая жизнь. Жизнь в тюрьме, в «семейной тюрьме» с враждебными людьми… Это, безусловно, тяжело, это – не того, чего нам хочется. Но я могу быть благодарен или даже немного гордиться самим собой:
- что я смог так хорошо защитить себя,
- что я могу удерживать мои внутренние отношения и признание моей ценности,
- а также мое бытие с самим собой;
- то, что я стою за себя, доверяю себе,
- мои отношения с моей жизнью,
- отношения с собой как Person
- к самому себе на уровне тела.
Я могу выполнять какие-то физические упражнения – даже в своей квартире, в комнате. И пойти спать, закрыть глаза. И тогда я нахожусь во внутреннем мире. И если мы знаем его и у нас есть доступ в собственный внутренний мир, это внутренний мир прекрасен. Это интимный мир. Он может быть очень теплым миром. Я могу быть хорошим архитектором своего внутреннего мира: строить его, формировать, придавать ему хороший вид. А также – слушать себя. Я могу использовать свою внутреннюю библиотеку: книги своей жизни и переживаний. Я могу вернуться в праздники, к свиданиям, встречам, к моему детству и заново пересмотреть свою жизнь. И многим людям это также может быть очень интересно. Они любят записывать свои актуальные чувства и свои размышления. Можно написать поэму или письмо – даже письмо умершему человеку (отцу, матери или другу). Письмо тому, с кем мы в разлуке. Я не должен отправлять это письмо, но выразить то, что есть внутри меня – и через это самовыражение сделать это реальным. Это может обогатить мою жизнь, даже в очень трудных обстоятельствах. И мы не должны становиться суицидальными. Но когда мы находимся в изоляции, это очень тяжело. В наше время большинство людей располагают возможностями быть в контакте с людьми не входящими в семью, по телефону или через интернет, с которыми они могут поговорить. Если у кого-то нет никого, с кем бы он мог поговорить, то они всегда могут обратиться к психологу или консультанту, либо психотерапевту. Они не должны бросать себя. Это – наихудшее! Никогда не бросайте себя.
Быть-здесь это дар, и мы ответственны за этот дар. Дар означает, что это подарено мне, оно доверено мне, и оно может быть ценностью, если мы только заботимся об этом. Если мы о нем не заботимся, то точно можем утратить вкус ценности жизни.
Но если мы заботимся о нем, полируем его, тогда мы даже можем сделать его сияющим. Внутренне сияющим. И поскольку у жизни есть эта возможность, что она может сиять и согревать наше бытие-здесь, давайте заботиться о ней. Но иногда, в одиночестве у нас больше нет возможности делать это. И нам нужна помощь других людей. Кто-то внешний, кто начинает полировать мою жизнь, так, чтобы я мог увидеть: она начинает сиять и становиться светлой и открытой, горделивой и веселой (с помощью другого). Мы нуждаемся в других. Одни мы не можем прожить свою жизнь. Но у нас есть предыдущие переживания, и, благодаря этим прежним переживаниям, мы можем обращаться к ним и возрождать их. И так они начинают вновь оживлять нас. У всех нас есть хорошие переживания – какие-то хорошие переживания. Они могут помочь преодолеть трудный период карантина. И большинство людей, которых мы знаем, имеют в конечном итоге одного-двух людей, с которыми они могут поговорить по телефону или через интернет.
Не бросайте себя. Это величайшая задача в нашей жизни. Потому что иногда жизнь может быть настолько мрачной и тягостной, что мы можем быть не уверены, достаточно ли мы сильны и мотивированы, есть ли у нас воля, чтобы мы могли решаться в ее пользу. Но дайте ей попытку. У жизни всегда есть сила света, которая может пробиться, и мы можем увидеть ее сквозь мрак. Мы обнаруживаем серебряный свет горизонта. Рано или поздно это придет. Иногда мы должны бороться. Жизнь это не машина, это – нечто витальное, природное. А для всего природного нужно время, чтобы вырасти. И свет нашей жизни также через некоторое время прорастет. Будьте терпеливы. Будьте терпеливы, когда вы страдаете. Поэтому мы называем людей которые страдают, пациентами (английское слово patient также переводится как терпеливый – прим.перев.). Они страдают, и им нужно иметь терпение, и с течением времени кое-что новое может показаться. Это – мое послание тем, кто находится в отчаянии, в изоляции, в очень критическом социальном окружении, семейном окружении. По-прежнему остается путь. Не оставляйте себя одних в критической ситуации. Будьте с собой, заботьтесь о себе - как о брате, как о ребенке, Вы ценны, чтобы о вас заботиться.
Большое спасибо! Нечего добавить…
Вопрос 4. О сопровождении клиентов в остром отчаянии
Пожалуйста, следующий вопрос от Софьи. Есть люди, которые жили в достаточно тяжелых обстоятельствах, и которых ситуация с короновирусом развернула в сторону отчаяния, чувства падения в пропасть, без надежды на лучшее. У них и так было немного сил, а сейчас они совсем на исходе. Иногда даже нет сил обратиться за помощью, искать её. Можно ли в этом состоянии чем-то их поддержать? Можем ли мы, как психологи, предложить им что-то?
Да, мы можем. Конечно, согласно законам и правилам каждой страны. В Австрии у психологов и психотерапевтов была возможность даже приходить домой к таким пациентам, посещать их и разговаривать с ними дома. Конечно, мы должны получать информацию, даже в случае, если они сами не могут нам позвонить или связаться с нами, возможно, у них есть друзья или члены семьи, которые могут за них это сделать. Эти люди могут установить любой вид связи, либо через Интернет, либо по телефону, может быть, они даже могут приходить в наши кабинеты. Это было разрешено в Австрии, даже при высоком уровне изоляции психологам и психотерапевтам можно было контактировать со своими пациентами. Но, конечно же, они должны были быть защищены (от вируса). Есть возможности, и существуют некоторые пациенты, которые настолько отчаялись, что они не могут заставить себя двигаться. Такое также случается в обычное время, даже когда нет пандемии, что люди впадают в такую глубокую депрессию, что они не могут больше двигаться. Обычно, мы отправляем таких пациентов в больницу. Во время коронавируса также есть возможность отправить их в больницу, не надо забывать это. Но многие люди или многие больницы ограничены, потому что им нужно сохранять места для людей, заражённых коронавирусом, или люди слишком бояться идти в больницу и заразиться. Мы должны обсуждать это с ними, потому что смерть от суицида – тоже смерть, смерть от коронавируса также смерть. Что из этого меньшее из зол? Что является большей опасностью? Это должно быть учтено и, возможно, отрефлексировано с другими коллегами. Это очень важные решения, и хорошо, если они обсуждены на интервизиях, супервизиях, возможно, также с психиатрами, терапевтами в больницах и так далее, чтобы увидеть, что мы можем сделать, чтобы сохранить жизнь таких людей, которые находятся в таком глубоком отчаянии и бессилии и недостатке энергии, которые выглядят очень депрессивно. И я уверен, что в большинстве случаев это сочетается с депрессией, и ситуация с коронавирусом и карантином была триггером для этой глубокой депрессии, и недостаток обычной жизни, обычных ценностей, контакта с людьми может усугубить это, и люди могут упасть в глубокую чёрную дыру. Но такой тип парализованности по большей части характерен для очень глубокой депрессии, это также позволяет принимать медикаменты, также снотворное, или что-то подобное. Этим людям нужна абсолютная помощь, и часто психолог первый, кто контактирует с ними, и этот психолог или психотерапевт обязан провести разбор каждого случая, чтобы установить, какие виды помощи необходимы, сказать это пациенту, держать его в курсе и начать организовывать помощь, также с помощью членов семьи, если есть такие, или с помощью органов здравоохранения, например, больниц и (?пенсионных отделов?) и так далее, терапевтов, социальных работников, необходимо сотрудничество нескольких специалистов.
Спасибо большое. Как я поняла, вопрос был не только про реальных пациентов коллеги, но и также о потенциальных клиентах, которые не знают о таких видах помощи. Правильно ли то, что мы должны сказать им, что существует такая возможность, что психологическая помощь очень полезна в такой ситуации?
Да, это повод донести до каждого пациента, что психологическое и психотерапевтическое консультирование может обеспечить настоящую помощь, которая позволяет людям выжить, что эта помощь является ресурсом. Это повод вдохновить пациентов на использование этой помощи, потому что для этого она и существует. Это не вопрос стыда, если люди не воспользуются ей из-за стыда, им нужна особая поддержка, потому что стыд может убить, если люди не воспользуются необходимой помощью, только потому, что они стыдятся. И члены семьи могут помочь преодолеть стыд, вдохновляя, спрашивая, умоляя сходить к психологу. И затем, может быть, стыд уменьшится. Это хорошая возможность дать людям знать, что в нашем обществе существуют специалисты, называемые психотерапевтами, консультантами и психологами и терапевтами, конечно, и социальными работниками и так далее, и нам нужны другие люди, и это очень человечно.
Спасибо большое, Альфрид.
Вопрос 5. Как проживать ценные отношения в период карантина
Вопрос: Условия карантина заставляют людей бояться того, что давало им силу и радость жизни, например, прогулки или встречи с семьёй или друзьями. Чтобы защитить своих любимых, многие вынуждены не видеться с ними. Рвётся ткань жизни. Похоже на то, что, буквально соблюдая требования карантина, человек идёт против своей природы. Что могут сделать люди, чтобы противостоять этому, как они могут себе помочь?
Это должно быть отрефлексировано на почве реальности. Когда мы живём вместе (в одном пространстве), то после десяти дней, максимум двух недель в карантине мы больше не заражаем друг друга. Мы знаем, что опасность миновала и затем нам стоит сблизиться, допустимо обнимать друг друга. Но до тех пор, пока мы этого не знаем, потому что всё ещё продолжается инкубационный период, у нас есть возможность заражения коронавирусом, и мы об этом не знаем. Это делает коронавирус таким опасным. Очень важно также и в семье быть на расстоянии, использовать полотенца, у каждого человека своё полотенце, лучше сохранять дистанцию в два метра, чем в один метр, надевать маски и так далее, всё это. И, по моему мнению, это просто вопрос информирования: что необходимо, чтобы применять гигиенические меры, чтобы предотвратить заражение также в пределах семьи. И это вопрос первых двух недель, но затем становится понятно, если был заражённый человек, то вся семья должна быть проверена и находиться в карантине более длительное время, несомненно. Но, если не было заражения, то спустя две недели можно вести нормальную социальную жизнь в семье. Тем, кто живут вместе, также можно, по крайней мере, в наших странах, выйти на прогулку вместе, не выдерживать физическую дистанцию, потому что мы живём вместе, мы не заражены, и мы не можем заразить друг друга. Поэтому мы можем жить как обычно, обниматься и целовать друг друга как прежде.
Но если кто-то живёт отдельно и он заботится о любимом человеке, и он чувствует, что он скучает, что ему нужны прикосновения, что такой человек может сделать?
Когда кто-то живёт отдельно, в одиночестве, то через две недели уже известно, заражён ли он или нет. Тогда другой человек, который ему важен, спустя две недели также знает, заражён ли он или нет. И если у нас не было контактов с другими людьми, то мы можем отказаться от физической дистанции, заботиться друг о друге, обниматься и целоваться. Но мы должны избегать контактов с другими людьми, иначе мы всегда можем быть заражены, но не знать об этом. Поэтому это важно. Это просто организационный вопрос.
Если это не соблюдать, то опасность очень высока. Если мы контактируем с другими людьми и заботимся о ком-то, и мы живём или не живём вместе, то если у нас есть контакт с другими людьми, всегда есть возможность принести вирус. И после этого мы вынуждены сохранять физическую дистанцию, и это просто вопрос рациональности и любви к другим людям – не быть источником инфекции, особенно когда человек находится в группе риска, если человек не в группе риска, то это не так сложно, конечно же. Но если человеку 80 лет или у него диабет или астма или что-то подобное, то не надо играть с даже небольшим риском.
Спасибо большое".
Вопрос 6. О материнской нелюбви
Следующий вопрос – от Галины. Как преодолеть нелюбовь матери, особенно если ее уже нет в живых? Нелюбовь.
Отсутствие любви?
Мать не любит дочь. И сейчас ее уже нет в живых.
Это - очень широко распространенный психологический вопрос. И он может быть опасным во время кризиса, при изоляции, потому что в это время мы возвращаемся к себе, и наше чувство - сильная боль оттого, что моя мама никогда не любила меня. А мне этого так хотелось. И я хотела бы, чтобы она заботилась обо мне, брала меня на руки, и гладила меня, и целовала меня, и говорила со мной тепло. Говорила мне как-нибудь так: «Моя дорогая – ну, скажем, Галина, или Ирина - мое дитя! Ты – мое дитя, и я так счастлива оттого, что я – твоя мама…!»
И мне хочется чувствовать это, и слышать ее голос, и ощущать ее тепло, и чувствовать, как ее руки гладят меня по голове. Чувствовать ее близость, ее пение, и слышать ее радость от ощущения жизни.
Вот чего мне не хватает. Вот что я хотела бы слышать. И я выражаю это сама по отношению к себе – то, что я хотела бы услышать. Вместо нее, потому что… она не могла. Она была либо встревожена, либо нездорова, слишком слаба, слишком холодна. Ее личность была заблокирована: отчасти – как жертва обстоятельств, отчасти, возможно, – как продукт совокупности ее генов – мы не знаем. Возможно, как дочь, я знаю что-то - я знаю, какой тяжелой была ее жизнь, какой грубой, какой жестокой была с ней ее мать.
Иногда случается, что характер отношений и жестокость передаются из поколения в поколение.
И я так остро это чувствую, так сильно страдаю от этого. Возможно, именно я смогу остановить этот продолжающийся переход жестокости из поколения в поколение. Потому что я страдаю, и я в состоянии говорить об этом. Говорить об этом с собой и сказать то, что я хотела бы услышать. И произнести это громко. И заплакать, услышав это – то, что по идее моя мама должна была бы сказать мне, сделать для меня. Но она не могла. И я делаю это вместо нее – в некоторой степени.
И я так поступаю со своими детьми, с моим партнером, с моим другом, в зависимости от типа отношений и возраста людей.
И таким образом я оживляю, я возрождаю то, что у меня отсутствует. И я делаю так, что это в каком-то виде присутствует.
Возможно, у меня есть возможность: мне повезло, что у меня есть люди, у которых иногда находятся теплые слова для меня, и я могу иногда начать плакать и сказать себе или кому-то: это – именно то, чего мне так сильно не хватало от моей матери. Сейчас она уже умерла. Но даже если бы она была жива, она была бы не в состоянии. Она не могла. Я… почти во всех случаях мы можем сказать: «Не то чтобы она приняла такое решение. Она была подавлена патологией, страданием, сильными переживаниями, которые не позволяли ей быть более открытой, быть более близкой, быть более заботливой, любящей, ласковой». Возможно, на этом основании я могу простить ее, сказав: ты заставила меня так сильно страдать. Но я думаю, что на 80% , 90% это не было твоим решением. К этому привело что-то, случившееся с тобой в силу обстоятельств твоей жизни, твоего опыта, твоей боли. Возможно, ты страдала примерно так же, как я, но у тебя было меньше возможности преодолеть это, чем у меня. Может быть, я могу простить тебя и сказать: я больше не требую этого от тебя.
Ты дала мне жизнь. Это уже очень много, и я благодарна за это. Спасибо за это. А для прочего – того, в чем я нуждалась, чтобы иметь теплую жизнь, счастливую жизнь, более счастливую жизнь, - я буду искать другие ресурсы. И один из таких ресурсов – это заботиться о себе, проговаривая это, давая себе то, чего я ждала от тебя. Будучи детьми, мы нуждаемся в матери, которая дает нам это тепло. Будучи взрослыми, мы относимся по-матерински сами к себе. У нас остается эта возможность, и мы должны это делать. Мы ответственны за это – именно мы сейчас отвечаем за нашу жизнь. За жизнь детей ответственны их родители. А будучи взрослыми, мы сами можем сделать много. Конечно, это не одно и то же. Но это – большое утешение и помощь.
И раньше или позже большинство людей встречает кого-то, кто дает эту любовь извне. Мы также нуждаемся в этом – в том, что где-то есть люди, которые дают нам опыт: они любят меня, и мы готовы позволить им это, взять это, впитать, поглотить, интегрировать это. Потому что ко всему прочему часто случается, что люди любимы, но они недостаточно открыты для того, чтобы взять это, потому что это слишком болезненно, потому что они упрямы и настолько застывшие, и настолько сердиты: «Я хотела это от моей мамы!». И они борются, и делают свою жизнь тогда более трудной. И не могут принять и использовать ресурсы, которые есть под рукой. И это тогда – их ответственность.
Я хотел немного проследить для вас путь, который может привести к некоторому утешению, который может привести к большей открытости, который может привести к прощению. И прощение освобождает меня: я больше не завишу от других, потому что я не ожидаю ничего. Я не ожидаю, что другой мне отплатит за то, в чем другой у меня в долгу. Нет, я говорю: забудь о том, что ты в долгу, ты не могла - я знаю. Или: сейчас тебя уже нет в живых, я никогда не получу этого от тебя. Поэтому я прощаю тебя, мне не нужно быть с тобой в контакте, мне не нужно думать об этом, мне не нужно жить с тобой, но я ничего больше от тебя не жду. И это освобождает меня, это делает меня более открытой и тем самым доступной для принятия любви, которая есть вокруг, которая, возможно, не есть любовь матери - но любовь друга, любовь собаки или кошки - и это тоже. Это не то же самое, но это тоже любовь, тепло, близость. И мы можем питаться этим, впитывать, интегрировать, и преобразовывать это в любовь по отношению к себе. И так - шаг за шагом - мы можем восходить вверх на более высокий этаж хороших взаимоотношений с собой, с другими и с жизнью.
Спасибо за эту огромную надежду для большинства и за любовь".
Вопрос 7. Актуализация надежды в терапии
Когда человек приходит к психотерапевту за помощью, несмотря на то, в каком бы сильном отчаянии он ни был, у него сохраняется надежда - на понимание, помощь, на то, что смягчится его страдание. Иногда у самого человека есть внутри идеи, как себе помочь, но он этого не осознаёт. Важно ли актуализировать эту надежду и веру в исцеление в человеке?
Вы знаете, это как раз задача консультанта и терапевта, он обладает такой возможностью - активировать надежду, вернуть человека к жизни, сделать ценности, отношения, предпочтения, то, что человеку дорого и важно видимыми, осязаемыми, чтобы человек смог снова с этим соотнестись, почувствовать связь. Потому что это вещи значимые, прекрасные, вкусные, тёплые! И тогда приходит осознание - вот оно то, что составляет мою жизнь, вот, что в ней важно! У многих людей есть эти ценные элементы, но взгляд их размыт, они как будто в оцепенении и не осознают эти вещи, не делают их своим приоритетом - они как будто потеряны посреди своей собственной жизни. Мы помогаем им осознать, поощряем их в процессе чувствования, соотнесения заново со своими настоящими ценностями, с тем, ради чего стоит жить, во что стоит вкладываться, выделять время, принимать решения. И тогда жизнь становится крепче, обретает вкус, укореняется. В этом консультант и психотерапевт - помощники номер один в том, чтобы укреплять эту связь человека с его экзистенцией, с ценностями его экзистенции, с тем, ради чего он здесь. Но часто люди нуждаются в диалоге, в конфронтации, во взгляде консультанта или терапевта на их жизнь, на их ситуацию. Самый большой вклад в этот диалог вносит то, что трогает, отзывается самому терапевту в жизни клиента, в его обстоятельствах, в его семье, в карантине, в его отношениях, в работе. В экзистенциально-аналитическом подходе, в терапии мы делимся этим с клиентом, мы партнеры в этом процессе и в жизни, и поэтому у нас есть большое пространство для обсуждения, выстраивания отношений, диалога о том, что для них важно. И мы идём за ними, проявляем эмпатию, мы можем быть-здесь для них, мы смотрим на их ситуацию, причём не только с эмпатией, но и феноменологически. Это означает, что мы готовы быть затронутыми тем, что важно, что мы увидели; мы готовы дать пространство тому, как нами проживается опыт клиента, тому, что ко мне приходит от него, от его ситуации, что из этого оказывается важным для меня. И мы делимся этим с человеком. И это персональный акт, которым мы пробуждаем человека к его экзистенции. Потому что он слышит: ага, вот это в моей жизни кажется важным моему терапевту. Это для него/неё что-то значит - возможно, это важно и для меня? Возможно, и нет... И здесь начинается диалог, потому что иногда клиент не согласен, он говорит - для вас это важно, а для меня вот это важнее. Что, кстати, также было хорошо осознать. То есть мы помогаем ему или ей, нашим клиентам, обнаружить это, приблизиться к их истинной ценности. Это требует диалога, а диалог означает, что я как терапевт тоже делюсь тем, что мне кажется важным, и больше не рациональным, а тем, что трогает мое сердце, тем, что выделяется, отличается особым качеством. Благодаря тому, что мы произносим это вслух, мы это подчеркиваем и приглашаем клиента вновь посмотреть на это, не проглядеть мимо важного, того, что лучше видно со стороны, когда смотришь на ситуацию иначе. Это многомерный, объемный взгляд на жизнь клиента, который придаёт ей третье измерение, делает ее более видимой. Мы можем помогать друг другу, не только в консультировании или психотерапии, но хорошо также, когда и в партнёрстве, в отношениях мы смотрим «обоими глазами» на жизненную ситуацию, на наших детей, на нашу жизнь, на себя самих. Важно иметь этот «взгляд со стороны», как бы визави, который придаёт жизни и ситуации объем и трехмерность.
Спасибо Вам огромное за ответ, это было ценно. Мы надеемся продолжать получать вопросы и брать у Вас новые интервью. Спасибо, Альфрид!
Спасибо, Ирина, за подбор этих вопросов и за то, что их задаёте!